Рейс в один конец.
В одном из рассказов вспоминает о
своей службе в полку, в котором в годы войны ему довелось выполнять боевую
задачу ветеран Красюк П.К.
“Одним из самых тяжелых периодов стали для меня август
и осень сорок четвертого года. Шли ожесточенные бои в Прибалтике. Получилось
так, что, числясь заряжающим одной из батарей 1865-го зенитно-артиллерийского
полка, я в течение нескольких месяцев водил машины. Водителей не хватало,
особенно имеющих опыт ремонтных работ. В августе из нас сформировали отдельный
автомобильный батальон. Мы стали совершать челночные рейсы от г.Каунаса до г.Шяуляй.
Расстояние между этими городами составляло по прямой около 130 километров. Но
дороги, а особенно военные, никогда прямыми не бывают, так что путь в один
конец составлял километров сто пятьдесят и более. Про тот период я могу сказать
так.
Красюк Петр Константинович.
Когда съездили раз-другой, появилась в автобате
невеселая шутка: «Ну, что, завтра рейс в один конец!» Некоторые плевались, мол,
не каркай раньше времени, но потери мы несли большие...
Возили орудийные расчеты, пушки, боеприпасы, продовольствие.
В общем, все, что требовалось на войне. Путь от Каунаса до Шяуляй шёл вдоль
линии фронта. Если первую половину пути мы миновали, считай,
по тыловым дорогам, то вторую половину— впритирку к передовой. Город Шяуляй
считался важным стратегическим узлом обороны, и немцы предпринимали постоянные
контратаки, стремясь предотвратить выход наших войск к Балтике. Там до
побережья оставалось 100—120 километров.
Официально Шяуляй был взят нашими войсками 27 июля 1944 года, но во
второй половине августа немцы снова прорвались к городу, и бои там продолжались
еще долго. Не считая хозяйственных подразделений, в автобате были три
автомобильные роты. Количество автомашин в ротах постоянно менялось и обычно
составляло 15—20 единиц. Наша вторая рота состояла из двух взводов. Первым
назначили командовать старшину Николая Егоровича Мороза. Я его уже хорошо знал
и напросился к нему. Он меня взял, хотя имелись водители старше и опытнее. Мне
в августе сорок четвертого всего восемнадцать лет было. Но технику я знал
неплохо, и, кроме того (вот уж не думал!), пригодилось знание артиллерийского
дела. Ротным командиром был капитан Сулейкин Иван Прохорович. По
виду совсем гражданский дядька, лет тридцатипяти Полноватый, с залысинами, на
командира совсем не похож. Он был призван весной и никак не мог привыкнуть к
военной жизни. Человек был добродушный, нас, шоферов, всегда защищал. Он болел
геморроем, в рейсах сильно страдал. Его порой оставляли заниматься ремонтом и
хозяйственными делами, тогда нами командовал старшина Мороз. Оба хорошо знали
все наши машины, быстро осваивали трофейные. Командир второго взвода, младший
лейтенант Кущенко, окончил автомобильное училище, однако технику знал
плоховато. Не стеснялся учиться у нас. Молодой, лет девятнадцати, но уже
женатый. Когда двигались вблизи линии фронта, приходилось держаться
особенно настороженно. Кроме обязательных авианалетов немцы предпринимали
большие и мелкие контрудары. Особенно на подступах к Шяуляю. Со стороны своих
укрепленных узлов Юрбаркас, Кельме, Куршенай. Если бы я по этому маршруту, а
позже, от Вильнюса до Кённигсберга, не помотался, то, пожалуй, не рискнул бы
себя фронтовиком называть. Вот где лиха хватили. Избитую вдрызг полуторку мне
заменили на американский грузовик «шевроле». Не в обиду нашей технике скажу,
машина была хорошая. Сильный мотор, просторная теплая кабина, металлический
кузов. Брала она тонны три груза. Мне достался «шевроле» только с задним
ведущим мостом, а были и вездеходы с обоими ведущими мостами. Зато имелась
лебедка самовытаскивания. Если в грязи засядешь, отмотаешь, сколько надо,
троса, забьешь металлический костыль и сам себя надо, троса, забьешь
металлический костыль и сам себя вытаскиваешь. Можно было за дерево трос
цеплять. В общем удобная штука. Обычно роту сопровождали два-три охранника. Да
и сами водители имели карабины, гранаты, у некоторых — автоматы. На трассе примерно через каждые 50—70
километров стояли ремонтные точки. Обычный грузовик со сваркой, краном-стрелой,
бригадой ремонтников. Они нам крепко помогали.
В
первый рейс отправилось четырнадцать машин во главе с капитаном Сулейкиным.
Кроме двух «студебеккеров» и двух «шевроле», шли ЗИС-5 и полуторки. Больше
всего полуторок. Кроме груза, везли артиллеристов и четыре «сорокапятки» на прицепах.
Получили паёк на трое суток. Из расчета сутки туда — обратно и день на месте.
Паёк состоял из пары банок тушёнки, буханки хлеба и нескольких сухих
брикетов пшённой и гороховой каши. Со мной вместе сидел молодой младший
лейтенант — артиллерист. Артиллерист — Сергей, — так он
представился. Ну, а я ответил, что меня зовут Пётр. Младший лейтенант, только
что из училища, недавно принял огневой взвод. В кобуре новенький пистолет,
планшет , вещмешок с
пайком. У меня — карабин и две гранаты РГ-42. Маршрут складывался так, что нам
предстояло пересекать довольно широкую реку Невежис. Она текла с севера на юг и
недалеко от Каунаса сливалась в одно русло двумя широкими рукавами. Можно было
пересечь ее через понтонный мост в городе Кедайняй (60 километров от Каунаса),
но, по слухам, переправу там сильно бомбили, и всегда скапливалась огромная
очередь техники. Мы схитрили и благополучно переправились здесь же под
Каунасом. Все же места знакомые, мы знали, когда бывает меньше машин. Правда,
дальнейшая дорога пролегала ближе к линии фронта, но зато мы избежали толкучки
на переправе. А для нашего брата-шофера нет ничего рискованнее переправ.
Скатились по бревенчатому настилу, и ходу! Торопились быстрее от моста съехать.
На берегу воронка на воронке, разбитые машины, сгоревшие танки, раздутые трупы
лошадей. Мой пассажир глянул на исковерканную трехдюймовую зенитку и только
вздохнул. Ствол, как пруток, согнут, платформа в землю вмята, колёс вообще не
видно. Судя по всему, накрылся расчет. Километров пять отъехали, «Юнкерсы-87»
идут на высоте километра в сопровождении истребителей. Наверняка, бомбить
переправу. Нас они не тронули. А Сулейкин, проехав километр, заспорил с
Морозом: или дальше гнать, или срочно искать укрытие. «Гнать» слишком громко
сказано. При всем старании — колонна могла выжать километров тридцать в час.
«Студебеккерам» все нипочем, ЗИС-5, как в брюхатые коровы, тащатся. Да и
полуторки изношенные, тоже не разгонишь. Все машины загружены под завязку.
Решили нырнуть в лес Позади, возле переправы, ухали взрывы Вовремя проскочили!
Вскоре штук девять, снова появились над нами «Юнкерсы», Шли на свой аэродром в
сопровождении «Мессершмиттов». Два «мессера» нас разглядели, ударили из пушек и
пулеметов, но в лесу попасть в цель непросто. Мы торопливо отбежали от машин, попрятались за деревьями,
в промоинах. Грузовикам немного досталось: где кузов пробило, где шину. Первый
день вроде благополучно закончился, без потерь. Но двигались все равно
медленно. После короткого совещания Сулейкин настоял ехать ночью Это было не
лучшее решение. Небо заволокло тучами, пошел дождь, грузовики начали
буксовать. Вылезали, вытаскивали машины, а тех, кто засел
капитально, вытягивали на буксире «студебеккеры». Водители, усталые (почти
сутки за рулем), промокшие, реакция уже не та. «Студебеккер» рванул засевшую
полуторку с такой силой, что у нее вылетел задний мост Никогда не слышал, чтобы
люди так ругались. Этот старшина Мороз поливал в три этажа дождь, плохие дороги
и начальство, которое гонит старые машины в темноте невесть куда. В общем,
неплохо начавшийся день закончился аварией. Часа три поспали
кто где мог. Потом убедились, что полуторку быстро не отремонтируешь, и
раскидали груз на другие машины. Водителя оставили ждать ремонтников, а на
колеса полуторок и ЗИС-5 Сулейкин приказал надеть цепи противоскольжения. Штука
капризная и не слишком эффективная. К тому же большинство цепей были старые,
ржавые. Уже через час, когда мы выталкивали одну из машин, цепь оборвалась и с со
всего маху хлестнула по руке моего младшего лейтенанта. Кости не перебило, но
буквально за полчаса рука опухла, а лейтенант хоть и терпел, но покрылся от
боли холодным потом. Лечили его, как обычно, спиртом. Мы, кажется, совершили
ошибку , переправившись через Невежис под Каунасом. Дело в
том, что дальнейший маршрут пролегал слишком близко к линии фронта. Какое-то
время двигались вдоль реки Дубисса. Дороги были забиты войсками, и хотя в небе
появлялись наши истребители, немецкая авиация в покое нас не оставляла. Каждый
час приходилось сворачивать в лес, пережидать налеты. Иногда не успевали и
бежали, оставив машины на. Бомбардировщики нас не трогали. Зато часто
налетали «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» (их называли
«фоккеры»). Гадостный для нас самолет! Темно-серый, похожий окраской на гадюку,
с огромным крестом в белой окантовке через весь фюзеляж. Такие же кресты на
крыльях, а на хвосте — свастика. Несла эта гадюка четыре 20-ти миллиметровые
пушки и два пулемета. Сыпали на нас мелкие бомбы, но в основном стреляли по машинам
из своих многочисленных стволов. Наши то самолеты в воздухе постоянно не
дежурили. Пролетит пара, а иногда одиночный «Як» или «Лавочкин». Немцы обычно
дожидались, когда небо чистое, и тогда проносились над колонной. Из-за плохой
дороги, бывало, по сотне машин друг за другом шли. Но вернусь к первому рейсу.
Уже через несколько часов разворотило мотор нового «студебеккера» и тяжело
ранило шофера. Утрата мощного трехосного вездехода(«студебеккеров» было всего
два) стала для нас ощутимой потерей, не говоря уже о раненом водителе. Снова
перегружали ящики. Мой «шевроле» был загружен, как верблюд. Кроме меня, в
кабине сидели два человека, а один стоял на крыле, наблюдая за воздухом.
Новый налет сразу четырех «Фоке-Вульфов-190» оказался трагичным. Самолеты
вымахнули двумя парами выстилая перед собой полосу трассирующих пуль и
снарядов. Кто нырнул под машину, кто, бросился под обочину. ЗИС-5 загорелся, а
через несколько минут взорвался, накрыв своими обломками и осколками
боеприпасов второй «студебеккер». Шофер, Ваня Крикунов, мой дружок, отчаянный
парень, нырнул в кабину и отогнал дымившийся «студебек¬кер» под деревья Кроме
этого, пулями и снарядами были повреждены еще два грузовика. Едва закончился
налет, мы обнаружили, что четыре человека убиты и около десятка ранены. Спешно
перевязывали раненых, отвозили их в лес, туда же перегоняли уцелевшие машины.
Иван Прохорович Сулейкин сильно нервничал. Для него груз и машины — святое
дело. Он очень переживал за их потерю. А тут одна. Машина сгорела, одна
сломанная в лесу торчит, а четыре повреждены. Про убитых и раненых, как всегда,
говорили в последнюю очередь. С ранеными вопрос решили быстро. Уговорили
водителей, идущих порожняком, довезти их до медсанбата и переслали записку с
просьбой выслать ремонтников. Впрочем, на быструю помощь рассчитывать не
приходилось. Срочно взялись за ремонт сами. Два грузовика кое-как залатали,
сменили шины, а один ЗИС-5 и полуторка были разворочены слишком сильно. Снова
перегружали и распределяли ящики по оставшимся десяти машинам. Похоронили
погибших и, перекусив всухомятку, завалились спать. Когда стемнело, Сулейкин нас растолкал, и мы двинулись
дальше. Под утро уткнулись в правый приток
Невежиса. Он был узкий, но болотистые берега заставили саперов навести
широкий понтонный мост и выложить подъезды бревнами. До Шяуляя оставалось
километров тридцать, линия фронта совсем под носом, а машин и повозок с обеих
сторон скопилось несколько сотен. Пропускали без очереди только санитарные
машины, танки и машины с орудиями на прицепе. Несмотря на зенитное прикрытие,
мы отчетливо представляли, что здесь будет, когда станет
светло. Кое-как протолкнули четыре наших грузовика с «сорокапятками», а
оставшиеся шесть машин загнали в лес. Лесом это месиво воронок, сломанных или
голых, без ветвей деревьев, было назвать трудно. О том, что укрытие ненадежное,
свидетельствовало несколько сгоревших машин. Забросали ветками грузовики. Так
завершился наш рейс в один конец. Задача была выполнена, но с немалыми
потерями. Эта еще была жестокая война на освобожденной территории.”
Комментариев нет:
Отправить комментарий